В основном охотничьи угодья на древней Руси не составляли частной земельной собственности. Но киевские, а затем и удельные князья почитались владельцами всей земли своих княжеств, в том числе и охотничьих угодий; из них они выбирали для своих охот наиболее удобные.

Монастыри тоже имели обширные охотничьи угодия — «ловы», «гоны» и «перевесища» — и использовали их трудом «жильцов», обитающих на монастырских землях.

Наконец, были на Руси и частные собственники охотничьих угодий среди крестьян, имевших не только «перевесы» и другие приспособления и орудия охоты, но и довольно обширные «ловы» и «гоны», где они производили организованную охоту. Таких собственников охотничьих угодий из крестьян-«своеземцев» было относительно немного, и были они наиболее состоятельными людьми.

Масса же охотников — «ловцов» из простого народа — охотилась единолично для своих нужд, или в ловчих дружинах князей, или в пользу монастырей — в свободных, княжеских или монастырских угодьях. Поэтому так называемое браконьерство в виде нарушения права охоты в частновладельческих угодьях очень редко фигурировало в юридическом понятии на древней Руси.

Отдельные случаи таких нарушений на княжеских, монастырских и городских (новгородских) угодьях упоминаются в русских летописях, но эти случаи — исключительные, они не носят характерного для феодальной Западной Европы массового характера. В отличие от феодальных западноевропейских правовых отношений, главную роль в которых составляли регалии — исключительные права охоты феодалов,— на древней Руси охотничье право сложилось совсем иным образом. Летописные свидетельства указывают, что право охоты на Руси в X—XIV веках принадлежало всем людям без сословных различий. Такое освоение охотничьих угодий характерно для Руси потому, что при чрезвычайном в Восточной Европе обилии зверя и птицы * продукты охоты являлись в древности важнейшим элементом экономики. Они нужны были в качестве предметов денежного обращения — «ногаты», «резани», «куны» **, — составляли натуральные объекты в виде мехов звериных шкур для уплаты дани князьям, а во времена татарского ига — Золотой Орде; эти же продукты охоты служили народу необходимыми предметами одежды и питания.
* См. статью проф. В. В. Мавродина «Охота в Киевской Руси» в № 18 «Охотничьих просторов».
** «Ногата» — часть шкурки (куницы, белки и др.), срезанная с ног; «резани» - части шкурок с других ее мест; «куна» - шкурка куницы. 2 резани составляли 1 куну, 20 ногат или 5 резаней - 1 гривну. Гривна равнялась приблизительно 10 рублям. — Прим. авт.

В феодальной Западной Европе браконьерство каралось весьма жестоко — вплоть до смертной казни за убийство оленя в лесах феодала.

Первым русским законодательным сборником была «Русская Правда» (XI—XIII вв.); за нарушение права охоты, за воровство дичи, собак и ловчих птиц предусматривались лишь штрафы: за порчу «перевеса» — 3 гривны князю и одну гривну владельцу «перевеса»; такой же штраф уплачивался виновным в воровстве дичи из чужого «перевеса» и за хищение ястреба, сокола и охотничьей собаки; по 9 кун платил виновный в воровстве голубя и куропатки и по 30 кун — за воровство гуся, утки, лебедя и журавля; за воровство племенного бобра из норы уплачивался штраф 12 гривен; наконец, если в чьем-нибудь владении оказывалась изрытой земля, находили сети или другие признаки воровской ловли, то община местности, где обнаруживалось это, должна была разыскать виновного или уплатить штраф в размере 12 гривен.

Вот отдельные и редкие на древней Руси случаи браконьерства, описания которых дошли до нас.

Ипатьевская летопись упоминает, например, о случае ненамеренного браконьерства киевского дружинника Люта Свенельдовича, который, отправившись на охоту, увлекся погоней за зверем и нечаянно заехал в леса, принадлежавшие древлянскому князю Олегу Святославичу. Случайно в это же время здесь охотился и сам Олег, который за незаконную охоту и убил Люта.

Дошел до нас также былинный сказ времен Святого Владимира об охотничьих бесчинствах заезжего богатыря Чурилы Пленковича. Люди Владимира жаловались князю:
«Свет Владимир князь, ездили мы по чистому полю вверху реки Череги, в твоем государевом займище. Ничего мы не наехали в поле и не видели ни зверя прыскучего, ни птицы перелетной. Мы наехали в чистом поле на толпу молодцов, человек за пятьсот; они зверя повыловили и повыгнали и нас избили, изранили. Нет тебе, государю добычи, а от тебя нам, государь, жалованья нет».

Приходят затем к Владимиру кречатники и сокольники:
«Свет Владимир князь, ездили мы по полю чистому, вверх Череги, по твоему государеву займищу, на потешных островах, на твое княженецкое счастие. Ничего не видали, не видали сокола и кречета перелетного. Наехали мы только на молодцов за тысячу человек. Они соколов ясных похватывали, белых кречетов повыловили, а нас, государь, избили, изранили; называются дружиною Чуриловою».

Никоновская летопись сообщает, что в 1270 году новгородцы предъявили своему князю Ярославу Ярославичу обвинение в нарушении их права охоты, предусмотренного договором с князем:
«Ты, княже, неправду почто чинишь и многи ястребы и соколы держишь? Отъял еси у нас Волхов гоглиными ловцы и иныя воды утечьими ловцы, а псов держишь много и отнял еси у нас поле заечьими ловцы... и иныя многи вины твои, княже, и мы ныне, княже, не можем терпети твоего насилия; пойди, княже, от нас добром, а мы себе князя добудем».

Договорная грамота князя Ярослава Ярославича тверского обязывала его охотиться за кабанами не ближе 60 верст от города Великого Новгорода; летом ему предоставлялось право охотиться за зверями на Озвадо (в настоящее время местность географически неопределимая), но не в Руссе; в Руссу же он мог отправляться на охоту через две зимы на третью, а в Ладогу и в Княжее — на третье лето. Но князь вскоре договор нарушил — за зайцами охотился в полях, ему не предоставленных, бил уток и гоголей по реке Волхову и в иных водах.

Монастырские охотничьи угодья были недоступны для посторонних охотников — даже княжеские ловчие не имели права охотиться в них. Это положение сохранялось за монастырями и во время татарского владычества. Когда охотничьи права монастырей нарушались лицами местной администрации, монастыри искали защиты у князей; при нарушениях же со стороны частных лиц иногда получали от князей помощь в виде посылки к ним ратных людей для поимки и наказания самовольных охотников.

Охота для князей и монастырей древней Руси являлась главным источником дохода; для народа она была необходима как удовлетворение насущных потребностей в пище и одежде, а также для исполнения повинностей, налагаемых государством: как уже сказано, подати и дани уплачивались мехами и шкурами. «Князья собирали дани с IX по XI век (а в отдельных случаях и в XII и в XIII вв.) сами, лично. С ноября по апрель для сбора даней и податей они объезжали свои волости в сопровождении дружины. Этот сбор назывался «идти в полюдье» и скорее напоминал военный поход, чем мирное собирание дани *.
* См. Н. И. Кутепов. Великокняжеская и царская охота на Руси. т. I. Спб. 1886.

Понятие о браконьерстве в применении к древней Руси явля¬ется условным, поскольку необозримые охотугодья — леса, воды, луга и степи — осваивались ловцами не по праву земельной собственности, а по праву трудовой заимки. Исключения составляли угодья княжеские, монастырские и городские (новгородские), в которые посторонние охотники не допускались. Поэтому браконьерство на древней Руси не носило характера массового явления, как это было позднее, во времена становления Руси верхневолжской, удельно-княжеской (XIII-XV вв.), а также Руси московской (XV—XVII вв.) и в особенности в период императорско-дворянский (XVII — начало XX вв.).

Н.Г. Буякович

Источник: http://Альманах «Охотничьи просторы» №24, 1966 год.