 Если вопрос о существовании к XVI столетию в московских пределах псовой охоты можно считать закрытым, то со временем появления отечественных аборигенных пород борзых нам еще предстоит разобраться.
Начнем с того, что вопрос о прародине борзых собак до настоящего времени остается открытым. Тем не менее, по словам крупнейшего отечественного биолога академика С.Н. Боголюбского (1885–1976), «решительно сказать, произошли ли евразийские борзые от африканских или они возникли независимо из других родоначальных форм, пока нельзя». Это мнение не противоречит свидетельству из «Истории описания собаки» Л. Бекмана (1895), утверждавшего, что крупные борзые были главными охотничьими собаками скандинавов, упоминания о которых содержатся еще в балладах Оссиана (III в. н.э.). Разрабатывая тему эволюции домашних собак в Европе, Бекман писал, что норманны держали, кроме стай гончих, сотни борзых собак, носящих название greehounds, с которыми добывали в лесах Скандинавии большое количество кабанов, оленей и других зверей. Заготовленное мясо шло в качестве провианта на ладьи викингов во время их частых и дальних походов. Слово greehound, схожее с современным английским greyhound, указывает не только на породную принадлежность скандинавских собак, но и на то, что будущее название британской породы и сами собаки, возможно, имели изначально скандинавское происхождение. Интересно, что судя по дошедшим до нас изображениям в старинных британских хрониках XI–XII вв. английские борзые, несомненные потомки скандинавских, имели облик, сильно отличающийся от современных дирхаундов и грейхаундов.
Но откуда борзые пришли в леса Скандинавии?
Профессор Санкт-Петербургского университета член-корреспондент Академии наук А.А. Иностранцев (1843–1919) детально описал стоянку древних племен времен бронзового века в районе Ладожского озера, случайно обнаруженную рабочими при строительстве Ново-Ладожского канала. Им были выделены и описаны фрагменты костей двух видов древних собак, резко разнящихся друг от друга. И если первый вид был фактически идентичен собаке «швейцарских свайных построек», то второй, встреченный учеными впервые, более походил на современных борзых, доселе в Европе не встречавшихся.
Подробный анализ сенсационных находок провел один из основоположников антропологии президент Общества любителей естествознания, академик, почетный член Академии наук Д.Н. Анучин (1843–1923). Согласно его исследованиям, обнаруженные кости доисторических собак принадлежали пятнадцати особям и датировались примерно между «датскими кухонными остатками» и «швейцарскими свайными постройками». Помимо костных останков, схожих с собаками «свайных построек», Анучиным встречен неописанный ранее вид, отличавшийся «главным образом, несколько большим ростом, более сильным сложением, менее вогнутым профилем, большим расширением черепа к заду».
Далее Д.Н. Анучин характеризует находку как «еще одну породу собак – более рослую, чем все предыдущие, и по строению своего черепа близко подходящую к крупным борзым настоящего времени... По всем вероятиям крупная борзовидная собака бронзового века появилась вместе с арийцами, явившимися в Европу около этого времени». Наряду с останками крупной борзовидной собаки найдены были и фрагменты скелетов собаки промежуточной формы, происшедшей, вероятно, от смешения крупной собаки ариев с более мелкой, до нее существовавшей в Европе аборигенной породой, схожей с ныне существующими гончими и легавыми. Но, сколько мог судить Анучин по изменениям костей черепа, собака промежуточной формы сохранила большую склонность к крупной борзовидной собаке бронзового века, что заставило ученого предположить преобладание арийской собаки над местной породой при их скрещивании между собой. Это позволило сделать вывод: борзовидная собака древних арийцев, несомненно, была более древней и более прочно установившейся породой, чем собака каменного века, ранее обитавшая в Европе.
Завершая описание борзовидной собаки древних ариев, Д.Н. Анучин отмечает: «Из всех приведенных данных можно заключить, что крупная древнеладожская порода собак имела хорошо развитое чутье, отличалась сильными схватными мышцами и была превосходно приспособлена (!) к быстрому бегу. Другими словами – эта порода соединяла в себе все главные качества, необходимые для успешной охоты за крупными дикими зверями».
Правда, Д.Н. Анучин, говоря о появлении собаки «вместе с арийцами, явившимися в Европу около этого времени», не учитывает одного немаловажного аспекта.
Известно, что предками всех европейских (в том числе славянских) и частично азиатских народов были так называемые арийцы или арии (арьи). Существуют две гипотезы исходного расселения ариев: европейская и азиатская. Согласно первой, родиной ариев была страна в Восточной Европе, по второй – страна, расположенная между Гималаями и Каспийским морем.
Исследователь древнеиндийского эпоса Б.Г. Тилак в 1903 г. опубликовал книгу «Арктическая родина в ведах». По его мнению, такие древнейшие памятники литературы, как «Ригведа» и «Авеста», созданные более чем за 3 тысячелетия до н.э., рассказывают о жизни ариев в местности, где бывают долгие летние дни и долгие зимние ночи, видна Полярная звезда и северное сияние. Там много лесов и озер, находятся священные горы, которые делят землю на Север и Юг, а реки – на текущие к северу и текущие к югу.
Исследователями происхождения культуры северной Руси обнаружено более 500 топонимов, корни которых сохранились в санскрите. Так, река, текущая в Южное (Каспийское) море, называется Рга (Ра, Волга). А та, что впадает в Северное (Белое) море – Двина (на санскрите: «двойная»). Двина в действительности получается от слияния двух рек: Юга и Сухоны. Священные горы из древнеиндийского эпоса очень похожи по описанию на главный водораздел Восточной Европы – Северные Увалы, которые дугой пролегают от Валдая до Полярного Урала. Следует отметить, что температура воздуха на побережье Ледовитого океана была в то время на 12 градусов выше, чем сейчас.
Глобальное изменение климата (похолодание) заставило значительную часть арийских племен искать более благоприятные для жизни территории на западе и юге. В Центральную Европу ушли племена германцев. Другие обжили Средиземноморское побережье Европы, достигли Атлантического океана. Часть ушла на Кавказ и далее на юг и юго-восток, достигнув пределов северо-западной Индии. Племя русь (русов, ругов) оказалось на юго-востоке Балтийского моря. Следует отметить, что слово «Русь» может происходить от санскритского слова «русья», что означает «светлая», «святая».
Для читателей может быть небезынтересен тот факт, что арьи, придя в Индию, использовали бересту для изображения магических знаков или богов. В более поздние века береста была использована в Кашмире для записи «веды ведовства», т.е. «Атхарваведы». Не знаю, как у вас, но у меня сразу же возникают ассоциации с другими берестяными грамотами – новгородскими.
После всего сказанного появление ископаемой собаки Иностранцева в пределах Северо-Западной Руси и наличие ее прямых потомков – нормандских борзых в Скандинавии и дирхаундов с ирландскими волкодавами на Британских островах уже не покажется таким странным.
Более того, если принять за основу европейскую гипотезу расселения арийских племен, то мы можем смело говорить о том, что собака Иностранцева была аборигенной восточно-европейской породой. Другое дело, что, говоря о русской псовой борзой или ее британских сородичах, мы все-таки не должны считать их тождественными общей предковой форме – арийским собакам. Прошедшие тысячелетия, различия в геоклиматических условиях и требования к собакам, предъявляемые древними (и более современными) охотниками, несомненно, внесли в экстерьер арийской борзой ряд существенных изменений, однако не до такой степени существенных, чтобы сделать ее потомков неотличимыми от борзых, пришедших в Европу с Востока. Также мы должны учитывать, что собаки той далекой поры были скорее травильными (ловчими) и использовались в основном для охоты на мелких и средних копытных, а отнюдь не зайцев. Впрочем, перечисляя различные объекты охоты с борзыми в России, Н. Реутт в 1846 г. говорит не только о привычных нам зайцах, лисицах и волках, но и об охоте на косулей, единичных случаях травли псовыми борзыми оленей, кабанов, рысей и даже медведей.
Много позже, по случаю победы над печенегами, одержанной Ярославом Мудрым, на месте самой страшной сечи был выстроен храм в честь святой Софии, расписанный альфреско византийскими мастерами. Две лестницы, ведущие на хоры, были покрыты росписью, изображающей сцены княжеского суда, народных увеселений и княжеской охоты. По мнению Н.И. Кутепова, «все эти изображения можно разделить на две группы. Одни из них представляют саму охоту на разных зверей: пешую охоту с собакой на белку и кабана, конную охоту на медведя и лютого зверя, охоту с борзой за оленем и соколиную охоту на зайца». Правда, нужно отметить, что изображения эти, в силу своей каноничности, выполнены более чем схематично.
Однако мы не имеем никаких оснований не доверять свидетельству французской хроники XI в., упомянувшей в числе даров, полученных французским королем Генрихом I от великого князя киевского Ярослава Мудрого, на дочери которого – Анне Генрих был женат, трех «высоких, одетых длинной шелковистой шерстью» собак – серого и черного кобелей с золотистой сукой, весьма напоминающих по приведенному описанию псовых борзых. Кстати, современный исследователь истории породы во Франции Доминик Фере напрямую связывает появление псовых борзых на своей Родине с именем Анны Киевской.
Продолжали охотиться и потомки Ярослава. Его внук – Владимир Мономах слыл среди современников страстным охотником, подтверждение чему мы встретим в «Духовной» этого князя: «И в ловчих ловчий наряд держал, и в конюхах, и о соколах, и о ястребах <заботился>». Охотились киевские князья не только в окрестностях Пскова (Игорь) или Чернигова и Турова (Мономах), но и поблизости от самого Киева, где были выстроены загородные увеселительные дворы, куда выбирались для краткой охоты «глумства ради».
Еще более любопытно свидетельство Д. Иловайского, считавшего, что «весьма вероятно, что здесь (г. Любеч, 1097 г.) действительно содержалась большая псовая охота».
И тем не менее у читателей не может не вызывать сомнений отсутствие упоминаний в летописях и хрониках привычного нам названия породы. Здесь стоит еще раз вспомнить, что собственно слова «борзые» для обозначения пород собак в то время в языке народов, населявших пределы Киевской и Новгородской Руси, еще не существовало. Прилагательное «борзый» использовалось до XVI в. лишь для обозначения быстроты коней. Но наряду с этим мы встречаем уже знакомое нам слово «хортъ» или «хрътъ», означающее борзую собаку, ловчего пса. Так, в вошедшей в сборник А.Н. Афанасьева сказке «Иван Быкович» есть строки: «Едет Чудо-Юдо; вдруг под ним конь споткнулся, черный ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился. Чудо-Юдо коня по бедрам, ворона по перьям, хорта по ушам: «Что ты, собачье мясо, спотыкаешься? Ты, воронье перо, трепещишься? Ты, песья шерсть, щетинишься?» И «хорты на мелкие части его разорвали». Как видим, слово «хорт» дошло до собирателя фольклора середины XIX в., не изменив своего изначального значения и звучания. И это при том, что сюжет сказки глубоко архаичен и является результатом поздней переработки одного из древнейших индоевропейских (арийских) мифов.
И наконец, процитируем историка и археолога академика Б.А. Рыбакова, так описавшего обнаруженные в составе Белевского клада (название от места находки – г. Белева Тульской обл.) височные кольца (XII в.): «Hа белевских кольцах собаки на месте коней встречены четыре раза, но, кроме того, есть четыре височных кольца, на которых изображено удвоенное количество собак-хортов: позади каждой собаки, стоящей на линии «горизонта», с внешней стороны дужки (там, где на стандарте размещали солнечное колечко) помещена фигура еще одной собаки, завершающая кружевной бордюр».
Но прежде чем завершить разговор о хортах, сделаю небольшое отступление от нашей темы, адресуя его тем, кто с завидным упорством продолжает видеть в старинном русском слове «хорт» некие польские или другие западные корни.
Если мы, русские, можем гордиться тем, что в запасниках нашей РНБ в Санкт-Петербурге хранится украшенная великолепными миниатюрами пергаментная книга, написанная на старославянском языке, – «Остромирово Евангелие», названное так по имени заказчика – новгородского посадника Остромира, переписанное в 1056–1057 гг. (т.е. и до него на Руси уже существовали книги!), то польский народ, к сожалению, не располагает ничем даже отдаленно подобным.
Когда у нас в XII–XIII вв. явилось миру гениальное литературное произведение, созданное на русском языке, – «Слово о полку Игореве», то в Польше той поры еще ни строчки не было написано по-польски! Первой ласточкой национальной польской литературы стал переводной с латинского «Псалтирь королевы Ядвиги», относящийся примерно лишь к 1400 г. В то время как на Руси уже без малого пять столетий развивалась самостоятельная национальная литература на родном языке, первый польский литератор и историк Ян Длугош (1415–1480) пишет свою многотомную «Historia Polonica» на латинском. Польская национальная литература зародилась лишь в XVI в. с появлением первого автора, писавшего на родном языке, – поэта Я. Кохановского (1530–1584). И не стоит приписывать древнему русскому слову какие-то посторонние корни, тем более что «словенеск язык и руськый один... аще и поляне, звахуся, но словенская речь бе». Алексей ОБОЛЕНСКИЙ
Иллюстрации из собрания автора Йозеф Брандт. «Перед охотой». Холст, масло. 45x56 см. Частное собрание.
На рисунках изображено:
1. Миниатюра из Летописного Лицевого Свода;
2. Монеты русских удельных княжеств (XV–XVI вв.) с изображением сцен охоты;
3. Фреска в Киевском Софийском соборе;
4. Фрагмент страницы из «Букваря» Кариона Истомина с изображением хорта.
Источник: http://"Охота и рыбалка" №10(66) от 01.10.2008 |
